Дополнительным свидетельством, подтверждающим существование в Ольвии V в. до н. э. богатых зданий, украшенных мраморными статуями грифонов и сфинксов, может служить найденный еще Б. В. Фармаковским мраморный грифон, который датируется V в. до н. э. Согласно Геродоту, дом Скила был украшен именно такими мраморными изображениями грифонов и сфинксов. Конечно, нельзя серьезно утверждать, что именно этот грифон (или сфинкс, -причем у Геродота речь идет и о тех и о других скульптурах) украшал ольвийскую резиденцию скифского царя, как ни заманчиво выглядит подобное предположение. Но тем не менее в этой находке усматривают лишнее подтверждение автопсии Геродота. Кроме того, на территории древней Фракии была обнаружена находка, послужившая еще одпим подтверждением реальных основ этой новеллы.
Именно в этой области (возле Истрии), куда, по сообщению Геродота, бежал царь Скил из Ольвии, спасаясь от преследования своего брата Октамасада, был найден золотой перстень со щитком, на котором вместе с изображением скифской богини было выгравировано на греческом языке имя Σκυλέω — Скил. Таким образом, с точки зрения сторонников автопсии Геродота, эта находка не только полностью подтверждает, что Скил — личность не легендарная, а вполне реальная, но и дает возможность предположить, что сам Геродот находился в Ольвии либо в то время, когда там происходили события, связанные с трагической судьбой царя Скила, либо же спустя короткое время после того, как все это случилось, так как Скил жил приблизительно с 475 по 450 г. до н. э. Многие исследователи считают, что новелла о Скиле была взята Геродотом из надежного источника и что Скил — не легендарная личность, а реальная.
Как уже говорилось выше, в тексте Геродота нет ни одного выражения, на основании которого можно было бы безапеляционно утверждать, что Геродот видел собственными глазами все, о чем он сообщает. Он пишет достаточно осторожно, что и дало впоследствии повод даже самим эллинам упрекать его в слагательстве сказок и собирании интересных и фантастических историй. Об этом писали многие античные авторы. Плутарху принадлежало даже специальное сочинение «О злокозненности Геродота». Плутарх отмечал, что «стиль Геродота, простой, легкий и живой, уже многих ввел в заблуждение». Он обвиняет Геродота в искажении фактов, недоброжелательстве по отношению к известным государственным деятелям, умолчании об их благородных и прекрасных поступках, а затем подводит итог характеристике Геродота в следующих выражениях: «Можно было бы привести и многие другие виды злокозненности, но для того, чтобы понять склад ума и характер Геродота, достаточно и того, что мы привели». Именно от античной традиции отталкивались те ученые, которые высказывали скептическое отношение к труду Геродота, к достоверности приводимых им сведений.
Нельзя не отметить, что и до сих пор время от времени появляются работы, с большим или меньшим остроумием повторяющие гиперкритические воззрения на труд Геродота, из которых следует, что он не может считаться серьезным историком, а лишь по существу собирателем или сочинителем занимательных рассказов, меньше всего ставящим себе целью соответствие исторической истине, вплоть до того, что даже и ссылки его на источники можно рассматривать как чистейший вымысел. Сторонники подобных воззрений по существу представляют собой продолжателей гиперкритического направления, в свое время ярко выраженного А. Сейсом и А. Шлецером.
