Одним из проявлений улусно-удельной системы организации орды является весьма своеобразный порядок наследования. Суть его заключается в том, что политическая власть в орде передавалась внутри правящей семьи не по прямой нисходящей линии, а от старшего брата к младшему и от последнего — к старшему племяннику.
В ожидании своей очереди на престол наследники занимали вполне определенное их генеалогией место в трехчленном аппарате управления, обладали соответствующим уделом и званием, отражающими их положение в иерархической структуре и менявшимися по мере продвижения к высшей власти. В идеале такая схема выглядела следующим образом: непосредственным наследником являлся глава привилегированного крыла, после его воцарения освободившееся место занимал предводитель второго крыла и т. д.
Такая система весьма архаична. В ее основе, вероятно, лежит структура так называемого «конического» клана, положение членов которого определялось близостью и генеалогическим старшинством по отношению к предку-основателю [см.: Куббель, 1982, С. 130]. Этот момент хорошо прослеживается в переписке одного из сыновей тюркского хана Шаболио со своим дядей Чулохоу, где права последнего на престол обосновываются так: «Мой дядя и отец имели этот корень. Их тела как бы соединены в одно. Я не более, чем ветвь или лист от этого дерева. Как осмелюсь я стать господином, сделать, чтобы корень и ствол дерева снизошли от веток и листьев и чтобы мой дядя, облеченный в высочайшее достоинство, спустился ниже такого ничтожного лица, как я» [Гумилев, 1959, С. 16].
Эта система не лишена и практического смысла: во-первых, она исключала переход власти к малолетнему наследнику; во-вторых, укрепляла единство кочевых образований, «привязывая» владельцев уделов к центральной власти, на получение которой в свое время мог рассчитывать каждый из них [Гумилев, 1959, С. 12; 1967, С. 56— 58].
Не случайно один из тюркских каганов — Тобо, обращаясь перед смертью к сыну, просил его не претендовать на престол и соблюдать установленный порядок наследования, как соблюдали его предшественники: «…известно, что самое близкое родство есть между отцом и сыном. Но мой старший брат не уважал сего родства, а мне поручил престол» [Бичурин, 1955, С. 233—234].
Наиболее важное значение приобретало данное правило в тех случаях, когда в состав орды входили покоренные племена, опираясь на которые владетель удела мог противопоставить себя центральной власти. Примерами таких центростремительных процессов изобилует история кочевников. Вспомним хотя бы эпизод с одним из темников Золотой орды и потомков Чингисхана Ногаем, владения которого простирались между Дунаем и Доном и были населены в основном потомками половцев и других зависимых этнических групп. Его независимая политика привела к столкновению с ханом Золотой орды (кстати, взошедшему на престол не без помощи того же Ногая), которое закончилось гибелью Ногая в 1400 г.
Однако на практике схема престолонаследия выдерживалась далеко не всегда. Не случайно одним из внешних проявлений была постоянная династическая борьба между ближайшими родственниками, что неоднократно зафиксировано многочисленными письменными источниками [см., напр.: Бичурин, 1955, С. 234—235; Материалы…, 1984, С. 88, 207, 270—271 и др.]. Нашла она отражение и в народных преданиях,— в частности одна из сюжетных линий эпического сказания о знаменитом герое Гэсэре посвящена описанию перепитий династической распри между самим героем и его дядей Цотоном [Козин, 1935, С. 15 и сл.].
Привлекает внимание то, что подобная борьба происходила и внутри царского рода скифов. Она зафиксирована, например, Геродотом в рассказанных им судьбах Анахарсиса и Скила. Можно предположить, что данное свидетельство косвенно указывает на существование такого порядка престолонаследия у скифов.
