VI

Всего Зайцевским опубликовано около 30 стихотворений, но его справедливо причисляют к поэтам пушкинского окружения, ибо его творчество несет на себе печать живого воздействия личности Пушкина. Судите сами по отрывку его стихотворения «Черное море» (1826 год):

* 5 «Именовать — город Николаев»

Как в час вечерний, милой девы

Любви веселые напевы;

Как лира Пушкина; как тень

Прохладной ночи в звездный день,

Как глас торжественной свободы

Над угнетенною страной;

Отрадны мне твой шум ночной,

Твои лазуревые воды

И тишина, и непогоды

Твоей стихии вековой!

В 1828 году, во время Русско-Турецкой войны, Зайцевский плавал на корабле «Париж» и в августе участвовал под Варною в захвате турецких судов, а затем, в сентябре 1828 г., командуя сотнею матросов-охотников, первым ворвался в крепость Варну, и там получил тяжелое ранение в руку. Следствием этой атаки была сдача крепости Варна. За эти подвиги Зайцевский награждается орденами, золотым оружием с надписью «за храбрость», чином капитан-лейтенанта и получает деньги на излечение раны. (4)

Узнав о подвиге Зайцевского, поэт Денис Васильевич Давыдов пишет ему стихотворное послание и направляет его для публикации в «Литературную газету». Однако цензура не пропустила его.

Пушкину, заведывавшему тогда редакцией, пришлось жаловаться на самоуправство цензора. В письме, написанном примерно 4 февраля 1830 года председателю Петербургского цензурного комитета Бороздину, он писал: «Издателям «Литературной газеты» вместо К. С. Сербиновича дали недавно в цензоры профессора Щеглова, который своими замечаниями напоминает лучшие времена Бирюкова и Красовского — в доказательство позвольте привести Вам один из тысяч примеров: Давыдов в одном послании Зайцевскому и Казарскому говорит: «О будьте вы оба отечества щит, Перун вековечной державы!».

Цензор усомнился, можно ли допустить называть таковым образом двух капитан-лейтенантов, и вымарал приветствие не по чину. Издатели решились прибегнуть к Вашему покровительству и просить, если только то возможно, дать другого, мене своенравного цензора, если уже не возможно возвратить господина Сербиновича». (11) Здесь речь идет о герое бессмертного подвига, капитане брига «Меркурий», Александре Ивановиче Казарском, который умер в 1833 г. и похоронен в Николаеве. Конечно, Зайцевский, Даль и Зонтаг были знакомы с Казарским. Знал его, по-видимому, и Пушкин.

В 1830—1832 гг. Зайцевский находился в заграничном отпуске для излечения раны. (4) Перед отъездом и после него он побывал в Петербурге, где общался с Пушкиным. Вот свидетельства тому. В мае 1830 года помощник поэта Дельвига по редакции «Литературной газеты» Сомов пишет поэту Теплякову, также участвовавшему в боях под Варною: «Пушкин, князь Вяземский, барон Дельвиг и Зайцевский вам кланяются: все они называют вас своим знакомцем по чувствам и таланту. Последний из них оставил нас на днях и снова пустился под парусами… к теплым водам, для излечения, если можно правой руки своей, заклейменной Бернинским штемпелем». Тогда же Зайцевский поместил в «Литературной газете» ответное послание Давыдову.

О дальнейшей судьбе Зайцевского известно довольно мало. В 1846 году, находясь при миссии в Неаполе, он произведен в капитаны 2-го ранга. С 1851 по 1853 гг. он занимает должность генерального консула в Сицилии, а 28 июля 1853 года уже капитаном 1-го ранга назначен состоять при миссии в Неаполе, где и скончался 5 февраля 1861 года. (4)

Весть о смерти Пушкина застала Зайцевского в Триесте. В отделе рукописей Пушкинского Дома сохранилось довольно обширное стихотворение «Памяти Пушкина». Оно замечательно тем, что написано Зайцевским, по-видимому, на одном дыхании при получении печального известия. Все стихотворение пронизано тоской расставания с другом, оценкой его значения:

«О Пушкин! Пушкин! Кто б Пророком

Твоей кончины ранней был!

Тебя дух юности живил

Во взоре голубом глубоком

Играла жизнь избытком сил;

Ты вдохновение искусства

Своею лирой освятил,

Нам выражал России чувства,

Поэтов русских князем был…».

Далее поэт, проклиная убийцу, дает собственную свою оценку причины гибели Пушкина:

«…О Русь!

Многих твоя уж правит тризна,

И каждый твой пришлец, как вран,

Питается от наших ран,

От ран и язв твоих, отчизна!..».

Наконец, следует очень важное для нас признание «Моряк-солдат, я был поэтом,

Я лиру Пушкина любил,

И первый Пушкин, перед светом

Меня от Муз благословил,

Нас всех увлек своим полетом…».